Она передала ему стакан, села на стул, пеньюар мягко очертил фигуру, которая на конкурсе красоты, несомненно, выиграла бы первую премию.
– Чем быстрее вы начнете, – начал Мейсон, поглаживая стакан, – тем быстрее все это закончится.
– Хорошо, – ответила она. – Скрывать мне нечего. Я знаю Натана Бейна.
Мейсон сделал глоток.
– Познакомилась я с ним на одной конференции полгода назад, – она осторожно подбирала слова. – На конференции кинопродюсеров. У него были хорошие манеры, и денег он не считал.
– А вы такого и искали? – спросил в лоб адвокат.
– Хорошо, – она кашлянула, – считайте, что я вам и это сказала.
Девушка отпила два больших глотка, посмотрела ему в глаза и продолжила:
– Вы только не думайте, что я только и делаю, что гоняюсь за толстосумами. Во взрослую жизнь я вступила доверчивой дурочкой и верила всему, что мне говорили. Главное, мне всегда нравились солидные, уверенные в себе мужчины с хорошими манерами. Несколько раз я ошибалась, и поверьте, такие ошибки женщины переносят гораздо тяжелее, чем вы, мужчины. С семнадцати лет я сама зарабатывала себе на жизнь, работала много и честно и все верила, что придет он, настоящий, оценит и полюбит меня. И ничего от своей самостоятельности я не выиграла. А потом поумнела. Поумнела, когда увидела, как живут некоторые другие девушки. Я работала за гроши, а они раскатывали в шикарных лимузинах с шоферами, закутанные в дорогие меха, беззаботные и выхоленные, а с ними богатые олухи, которые потеряли счет своим долларам. Но главное, эти олухи действительно думают, что мы к ним липнем, как на сахар, а на самом деле они липнут к нам, потому что они всего лишь прокисший соус.
Мейсон широко улыбнулся и сказал:
– Вот это мне уже нравится!
– Они и есть олухи, – с вызовом бросила она. – Как раз когда я поумнела, я встретила Натана Бейна и подумала: а чем я хуже? Я сразу поняла, что он считает себя подарком, из–за которого женщины должны сходить с ума. Ему было невдомек, что годы и лишний жирок меняют мужчину, и не в лучшую сторону. Он начал усиленно меня обхаживать, но я ему дала понять, что так просто меня не завоюешь. Тогда он резко повысил ставки и действительно ничего для меня не жалел.
– Вы имеете в виду деньги? – поинтересовался Мейсон.
– Нет, конечно. Подарки. Ну, камни, украшения, меха… все такое.
– Он их что, по почте присылал или с посыльным? – серьезно, без тени иронии спросил Мейсон.
– Не валяйте дурака, – вдруг вспыхнула она. – Он дарил их лично. У него прямо–таки какой–то бзик появился: ему нравилось вытащить где–нибудь на людях изящный бриллиантовый кулон или что–то в этом роде, подержать его в руке и небрежным жестом застегнуть цепочку у меня на шее.
– Приятно, наверное, ни за что получать такие дорогие подарки, а? – с завистью произнес Мейсон.
– Вы меня не за ту принимаете. Эти подарки честно заработаны мною. Он что думал, что я его за красоту полюбила? Свое мнение об этих олухах я уже высказывала.
– Ну а потом?
– Потом Натан Бейн снял эти две квартиры в Новом Орлеане. Я должна была проводить здесь свой отпуск. Он останавливался в соседней, они сообщаются между собой, и мог таким образом незаметно от окружающих посещать меня. Никто не должен был знать, что мы знакомы. Сам Натан приезжал в Новый Орлеан под предлогом своего кинобизнеса. Он очень боялся, что его жена наймет частного детектива и он выследит нас.
– Что случилось потом?
– Потом этот толстый дурень, – она не могла скрыть своего возмущения, – оставил по глупости в своем офисе на видном месте мои письма ему, и жена их обнаружила.
– Вы что, действительно писали ему нежные любовные письма? – иронически спросил Мейсон. – Неужели это так необходимо в общении с богатыми олухами, как вы их называете?
– Да нет, просто от нечего делать. Ведь должны же быть хоть какие–нибудь чувства, пускай даже мнимые. Вот я и писала всякую романтическую чепуху, благо времени у меня хватало. Но я не думала, что так все может кончиться. В конце концов, у него ведь голова на плечах, а не мешок соломы.
– Когда его жена нашла ваши письма, вас это обеспокоило?
– Нисколечко. А вот он задергался не на шутку. Тут–то я и сообразила, насколько сильно он сидит у нее на крючке. Он рассчитывал получить развод и оттяпать кое–что из ее собственности, а потом уже жениться на мне. А тут получалось, что она может оттяпать у него за доказанную супружескую неверность. Сообразив все это, я решила немного поиграть в эту игру.
– И что же дальше?
– А дальше он каким–то образом, уж не знаю как, вернул эти письма и направил сюда эту девицу передать их мне.
– Ту самую, из квартиры 2–А?
– Да, Нору Карсон.
– А она что собой представляет?
– Ничего хорошего. Ни рыба ни мясо. Все рыщет, что–то вынюхивает, выспрашивает. Я так поняла, что она хотела бы пойти по моей накатанной дорожке и тоже найти какого–нибудь богатого олуха, но не знает, как к этому подступиться. Передав письма, она уже несколько раз под разными предлогами заскакивала ко мне. И говорить–то нам не о чем, а она все осматривает и оглядывает меня, видимо, спрашивает себя саму, что же у меня такое есть, чего у нее нет, и, судя по выражению ее лица, не понимает. И не поймет, потому что показывать и выставлять ей нечего. Да и потом, она какая–то замороженная. Мужчинам такие не нравятся.
– Ее прислали лишь для того, чтобы передать вам эти письма?
– Это действительно так. Натан прислал ее именно для того, чтобы передать мне мои романтические послания. Разве это не благородно с его стороны? Мое «доброе имя» спасено! Подумать только! И надо мне было писать эти письма, пропади они пропадом!