– Нет, – спокойно возразил Яблонский.
Она остановилась:
– Что вы сказали?
– Я сказал: нет, – пробормотал Яблонский. – Ни телефонных звонков, ни полиции. Обойдемся без представителей закона.
– Что вы этим хотите сказать? – На ее щеках снова загорелись два ярких красных пятна. Когда я в прошлый раз их видел, они говорили о страхе, на этот раз больше свидетельствовали о приступе злости.
– Раз ваш старик потерял счет своим нефтяным скважинам, вы не привыкли к тому, чтобы люди перечили вам.
– Мы обязаны вызвать полицию, – медленно и спокойно, словно объясняя что–то ребенку, сказала она. – Этот человек – преступник. Преступник, которого разыскивает полиция. Он – убийца. Он убил какого–то человека в Лондоне.
– В Марбл–Спрингсе он тоже убил человека, – спокойно добавил Яблонский. – Сегодня в 17.40 скончался патрульный Доннелли.
– Доннелли умер? – прошептала она. – Вы уверены в этом?
– В 18.10 я собственными ушами слышал об этом по радио. Сводку передали перед тем, как я, выслеживая вас, выехал со стоянки. Говорили что–то о хирургах, о переливании крови. Видно, судьба. Парень скончался.
– Это ужасно! – она мельком взглянула на меня. Ее глаза вспыхнули и тут же погасли, словно вид мой был ненавистен ей. – А вы еще говорите: «Не вызывайте полицию». Что хотите этим сказать?
– То, что уже слышали, – ответил он. – Никаких законников.
– У мистера Яблонского есть свои собственные соображения на этот счет, мисс Рутвен, – сухо сказал я.
– Ваш приговор предрешен, – бесстрастно произнес Яблонский. – Правда, для человека, которому остается жить не более трех недель, вы ведете себя довольно хладнокровно. Отойдите от телефона, мисс!
– Надеюсь, вы не станете стрелять в меня? – она уже пересекла комнату. – Вы–то ведь не убийца?
– Я не стану стрелять в вас, – согласился Яблонский. – Это противоречит моим планам. – Он сделал три широких шага и настиг ее. Движения его были быстры и бесшумны, как у кота. Он отобрал у нее телефонный аппарат и, схватив за руку, отвел к креслу рядом со мной. Ее попыток вырваться он даже не заметил.
– Значит, вы не хотите приглашать представителей закона? – задумчиво спросил я. – Предпочитаете играть краплеными картами, приятель?
– Вы имеете в виду то, что я против компании? – пробормотал он. – Может, вы думаете, что мне потребуются большие усилия, чтобы разрядить эту пушку?
– Да, именно так я думаю.
– Я не поставил бы на эту карту, – улыбнулся он.
– А я поставил именно на эту.
Я засунул ноги под стул, руки положил на подлокотники кресла. Спинка стула плотно прижималась к стене. Я рванулся и нырнул вниз почти параллельно полу, выбрав себе мишенью место, находящееся на 150 сантиметров ниже его грудной клетки.
Мне не удалось попасть в свою мишень. Я хотел представить себе, какие фортели он может выделывать правой рукой. Теперь я хорошо представлял себе, на что способна его правая. Он перебросил пушку из правой руки в левую, молниеносным движением выхватил из кармана пиджака кастет и с поразительной быстротой ударил нырнувшего под него человека сверху по голове. Он, конечно, ожидал, что я выкину нечто подобное. И все же это зрелище было достойно самых искушенных ценителей: ловок был этот парень, очень ловок.
Потом кто–то плеснул мне в лицо холодной воды. Я со стоном сел и попытался проверить, что же случилось с моей головой. Но сделать это просто невозможно, когда руки связаны за спиной. Мне ничего другого не оставалось, как дать возможность голове самой позаботиться о себе. Потом я, шатаясь, с трудом встал на ноги и, прижавшись связанными за спиной руками к стене, доковылял до ближайшего кресла.
Взглянув на Яблонского, увидел, что он привинчивает барабан к стволу своего маузера. Он поднял голову, посмотрел на меня и улыбнулся. Он всегда улыбался.
– В следующий раз едва ли смогу ударить вас так удачно, – спокойно сказал он.
Я нахмурился.
– Мисс Рутвен, – продолжал он, – я намерен позвонить по телефону.
– А почему вы ставите меня в известность об этом? – она переняла мой тон, но он совершенно не подходил ей.
– Потому что я намерен позвонить вашему отцу. Прошу дать мне номер его телефона. Он нигде не зарегистрирован.
– А зачем понадобилось звонить ему?
– Дело в том, что за нашего друга, сидящего рядом с вами, объявлено вознаграждение, – любезно ответил Яблонский. – О вознаграждении сообщили сразу же после информации о смерти Доннелли. Местные власти штата готовы выплатить пять тысяч долларов всякому, кто даст сведения, которые помогут найти и арестовать Джона Монтегю Тальбота. Монтегю, да? – он улыбнулся мне.
– Продолжайте, – холодно сказал я.
– Власти объявили открытый сезон для отлова мистера Тальбота, – сказал Яблонский. – Они намерены заполучить его живым или мертвым, и их не очень–то беспокоит, в каком конкретно виде. А генерал Рутвен предложил удвоить это вознаграждение.
– Значит, я стою десять тысяч долларов?
– Да, десять тысяч.
– Ну и скупердяи.
– По последней оценке, старик Рутвен стоит двести восемьдесят пять миллионов долларов. Он мог бы, – рассудительно сказал Яблонский, – отвалить и побольше. Например, пятнадцать тысяч. А что такое пятнадцать тысяч?
– Продолжайте, – серые глаза девушки блестели.
– Папаша сможет заполучить свою дочку за пятьдесят тысяч долларов, – холодно сказал Яблонский.
– За пятьдесят тысяч, – задыхаясь, проговорила она. Если бы Мэри была бедна так же, как я, то можно было бы понять, отчего у нее перехватило дыхание. Но она же сидела на куче денег!