– Я могу найти других людей для того, чтобы спуститься в батискафе.
– Конечно, можете, но только не в Атлантике, где мы сейчас находимся. Здесь таких людей не найти. А у вас не так уж много времени, чтобы заниматься дурацкими играми и вставать в позу, Вилэнд. Держу пари, что самолет с людьми из Федерального бюро расследований в эту самую минуту летит в Марбл–Спрингс, чтобы расследовать ту любопытную телеграмму, которую они получили от Яблонского. А может быть, они уже прилетели? Может быть, в эту самую минуту люди из ФБР стучат в дверь виллы генерала Рутвена и спрашивают: «Где генерал?», а дворецкий отвечает: «Извините, джентльмены, но генерал только что улетел на буровую вышку». На что люди из ФБР говорят: «Мы должны немедленно позвонить генералу. Нам необходимо обсудить с ним важные вопросы». И они позвонят сюда, Вилэнд, позвонят в ту самую минуту, как кончится ураган.
– Боюсь, что он прав, мистер Вилэнд. – Неожиданная помощь пришла от Ройяла. – Времени у нас и вправду не так уж много.
Вилэнд долго молчал. Потом опустил пистолет, повернулся и вышел из комнаты.
Ройял, как всегда, не проявлял никаких признаков волнения или напряжения. Он улыбнулся и сказал:
– Мистер Вилэнд пошел к себе перекусить. Завтрак для нас всех тоже готов, – он отступил в сторону, пропуская нас вперед.
Эпизод с Лэрри и реакция Вилэнда были неожиданными и странными. Непонятная реакция. Совершенно непонятная. Я глубоко задумался, пытаясь найти этому хотя бы какое–то туманное объяснение, пока Лэрри поднимал с пола свой пистолет и обойму. Но так и не нашел объяснения внезапной запальчивости Вилэнда. Внезапно я почувствовал, что очень голоден. Посторонился, чтобы пропустить всех, кроме Ройяла. Я поступил так не из вежливости, а потому что боялся, как бы Лэрри не пустил мне пулю в спину, потом ускорил шаги, делая вид, что не пытаюсь нагнать Мэри и Кеннеди.
Пройти на противоположную сторону буровой вышки мы могли, если бы пересекли верхнюю палубу и преодолели бы при этом около тридцати метров. Сегодня на этой палубе я рано утром разговаривал с Джо Курраном. Это были самые длинные, самые мокрые и самые ветреные тридцать метров, которые мне когда–либо довелось пройти в своей жизни.
С одной стороны палубы до другой были протянуты два каната, но не помешало, если бы через всю палубу была протянута пара дюжин канатов, чтобы людей не смыло в море.
Сила ветра была фантастической, казалось, что с тех пор, как мы прибыли на буровую вышку четыре часа тому назад, сила ветра возросла вдвое. Теперь я понял, что нечего ждать прибытия на вышку лодки или вертолета, пока не утихнет ураган. Мы были полностью отрезаны от внешнего мира.
В половине третьего дня стало темно, словно наступили сумерки, и из огромной черной гряды грозовых туч, скопившихся над нашими головами, несся ветер, который набрасывался на объект Х–13 с такой бешеной силой, словно хотел вырвать его с корнем вместе со всеми его тринадцатью опорами, опрокинуть и сбросить в морскую пучину. Ветер ревел и выл, носясь по буровой вышке с неукротимой яростью, и даже на расстоянии шестидесяти метров мы слышали заглушающую глухой гром шторма какофонию, кричащую сатанинскую музыку бешеного ветра, свистящего и визжащего фальцетом, когда он прорывался через сотни стальных балок, из которых была построена вся эта устремленная ввысь громада буровой вышки. Медленно продвигаясь вперед, мы сгибались почти вдвое, выдерживая напоры встречного ветра, и, чтобы удержаться на ногах, повисали на одном из спасательных канатов, панически боясь, что он выскользнет из рук. Если кто–то выпустит этот канат, то ветер тут же собьет его с ног, и он покатится по палубе и будет катиться до тех пор, пока ветер не швырнет его за борт: именно такой была сила ветра. Он вырывают дыхание из легких, и под его острыми, как лезвие ножа, ураганными и резкими, как удары хлыста, порывами хлестал дождь, обжигая незащищенную кожу нескончаемым градом тяжелых капель, похожих на крошечные свинцовые пули.
Мэри первой пробивала себе путь, пересекая охваченную стихией палубу, и почти вплотную за ней двигался Кеннеди, одной рукой вцепившись в канат, а второй крепко обхватив девушку за талию. В другое время у меня могло бы появиться желание поразмышлять на тему о счастье, о том, что некоторым людям чертовски везет и что, наверное, они родились в рубашке. Но сейчас у меня на уме были гораздо более важные вещи. Я подошел к Кеннеди совсем близко и, почти наступая ему на пятки, приблизил свою голову к его голове и, стараясь перекричать шум шторма, крикнул:
– Пришло ли хоть слово?
Он был умен, этот шофер. Не убыстрил и не замедлил своих шагов и не обернулся, только едва заметно покачал головой.
– Проклятье! – крикнул я. – Вы звонили?
Он снова покачал головой. На этот раз я увидел в его кивке нетерпение, но подумав, чем он рискует, не мог упрекнуть его. У него действительно было очень мало шансов услышать или узнать что–либо, ведь Лэрри все время крутился вокруг него, размахивая своим огромным пистолетом. Крутился с той самой минуты, как Кеннеди появился на буровой вышке.
– Мне необходимо переговорить с вами, Кеннеди! – крикнул я.
На этот раз он тоже услышал меня: кивок был едва заметен, но я уловил его.
Мы наконец–то перешли на другую сторону палубы, прошли в тяжелую запирающуюся на скобу дверь и сразу же очутились в совершенно ином мире. Дело не в том, что внезапно наступила тишина, не в том, что стало тепло, не в том, что не было больше дождя и ветра, нет, главное было не в этом, хотя это несомненно имело свой положительный эффект: по сравнению с другой стороной буровой вышки, откуда мы только что добрались сюда, эта сторона была похожа на роскошный отель.